История

[M@shk@]

Два ангела-путника остановились на ночлег в доме богатой семьи. Семья была не гостеприимна и не захотела оставить ангелов в гостиной. Вместо того они были уложены на ночлег в холодном подвале. Когда они расстилали постель, старший ангел увидел дыру в стене и заделал ее. Когда младший ангел увидел это, то спросил, почему. Старший ответил: - Вещи не такие, какими кажутся. На следующую ночь они пришли на ночлег в дом очень бедного, но гостеприимного человека и его жены. Супруги разделили с ангелами немного еды, которая у них была, и сказали, чтобы ангелы спали в их постелях, где они могут хорошо выспаться. Утром после пробуждения ангелы нашли хозяина и его жену плачущими. Их единственная корова, чье молоко было единственным доходом семьи, лежала мертвая в хлеве. Младший ангел спросил старшего: - Как это могло случиться? Первый мужчина имел все, а ты ему помог. Другая семья имела очень мало, но была готова поделиться всем, а ты позволил, что бы у них умерла единственная корова. Почему? - Вещи не такие, какими кажутся, ответил старший ангел. Когда мы были в подвале, я понял, что в дыре в стене был клад с золотом. Его хозяин был груб и не хотел сделать добро, я отремонтировал стену, чтобы клад не был найден. Когда на следующую ночь мы спали в постели хозяина, пришел ангел смерти за его женой. Я отдал ему корову. Вещи не такие, какими кажутся. Мы никогда не знаем все. И даже если имеешь веру, тебе надо еще внушить доверие, что все, что приходит есть в твою пользу. А это поймешь со временем. Некоторые люди приходят в нашу жизнь и быстро уходят, некоторые становятся нашими друзьями и остаются на минуту. Это оставляет в наших сердцах прекрасные следы, а мы никогда не останемся одинаковыми, потому что наши хорошие друзья нас меняют. Вчера - это история. Завтра - это тайна. Сегодня, Настоящее, это дар. Жизнь есть волшебство и вкус каждого момента неповторим!
Правда в том, что,...
Кто-то за тебя гордится,
Кто-то о тебе думает,
Кто-то о тебе заботиться,
Кому-то тебя не хватает,
Кто-то хочет с тобой говорить,
Кто-то хочет с тобой быть,
Кто-то надеется, что у тебя нет проблем,
Кто-то всегда твоя опора,
Кто-то хочет держать тебя за руку,
Кто-то надеется, что все будет хорошо,
Кто-то хочет, чтобы ты был счастливым,
Кто-то хочет, чтобы ты нашел ее или его,
Кто-то славит твой успех,
Кто-то хочет тебя наградить,
Кто-то думает, что ты подарок,
Кто-то тебя любит,
Кто-то восхищается твоей силе,
Кто-то думает о тебе и о твоей улыбке,
Кто-то хочет быть твоим плечом для того, чтобы плакать
---
автора не знаю...

 

[M@shk@]

- Я тебя не люблю, – эти слова проткнули сердце, выворачивая острыми краями внутренности, превращая их в фарш.

– Я тебя не люблю, - простые шесть слогов, всего двенадцать букв, которые нас убивают, выстреливая из уст беспощадными звуками.

- Я тебя не люблю, - нет ничего страшней, когда их произносит любимый человек. Тот, ради которого ты живёшь, ради которого делаешь всё, ради которого способен даже умереть.

- Я тебя не люблю, - в глазах темнеет. Сначала отключается периферийное зрение: тёмная пелена окутывает всё вокруг, оставляя небольшое пространство. Потом мельтешащие, переливающиеся серые точки закрывают и оставшийся участок. Темно полностью. Чувствуешь только свои слёзы, жуткую боль в груди, сжимающую лёгкие, словно прессом. Тебя сдавливает и пытаешься занять как можно меньше места в этом мире, укрыться от этих ранящих слов.

- Я тебя не люблю, - твои крылья, которые закрывали тебя и любимого в трудную минуту, начинают осыпаться уже пожелтевшими перьями, словно ноябрьские деревья под порывом осеннего ветра. Пронизывающий холод проходит сквозь тело, вымораживая душу. Из спины уже торчат только два отростка, покрытые лёгким пушком, но и он жухнет от слов, рассыпаясь в серебряную пыль.

- Я тебя не люблю, - буквы визжащей пилой впиваются в остатки крыльев, выдирая их из спины, раздирая плоть до лопаток. Кровь стекает по спине, смывая перья. Маленькие фонтанчики бьют из артерий и, кажется, что выросли новые крылья – кровавые крылья, лёгкие, воздушно-брызжащие.

- Я тебя не люблю, - крыльев больше нет. Кровь перестала идти, высохнув чёрной коркой на спине. То, что раньше называлось крыльями – теперь только едва заметные бугорки, где-то на уровне лопаток. Боли уже нет и слова остались только словами. Набором звуков, которые уже не причиняют страданий, не оставляют даже следов.

Раны затянулись. Время лечит…

Время лечит даже самые страшные раны. Всё проходит, даже долгая зима. Весна всё равно наступит, растапливая лёд в душе. Ты обнимаешь любимого, самого дорогого человека, и белоснежными крыльями обхватываешь его. Крылья всегда отрастают.
- Я тебя люблю…

© П#сдобол

 

[Abraxas]

- Я тебя не люблю...
... тупой удар холодного лезвия... кожа разрывается с мучительной болью, равнодушная сталь разрезает плоть и медленно входит в тело... скользящий удар по ребру, чуть меняется траектория - движение неостановимо. Цель - сердце. Спазмы от боли не выпускают рвущийся крик, и он душит, не дает вздохнуть. Все тело скручивает, и страх не позволяет разогнуться - чтобы смертельное оружие не проникло глубже, не разорвало аорты, не пронзило сердце насквозь. Кровь бьёт в барабанные перепонки набатом, заглушая все звуки, кроме этих слов....

Их можно узнать по изменившемуся, чуть с придыханием, голосу - это невырвавшийся крик изменил его. Их можно узнать по потухшим глазам - это черная тоска потушила искорки. Их можно узнать по поникшим плечам и усталой походке - они боятся выпрямиться, этот нож в сердце причиняет им невыносимую боль, но страх сильнее боли. Они почти мертвы - но они всё-таки живы...

А всего-то четыре слова:
- Я тебя не люблю...

(с) Abraxas

подражание, естественно

 

[Bordic]

Абабаев Абай Исламбекович


Старая женщина, которая ищет свою смерть


Молодость формата 10х15 глянцем блестит на комоде, в котором, пересыпанные нафталином, хранятся воспоминания. В застиранной майке ходит она по комнате. У нее есть дело, которое может показаться пустым в 50, важным в 70 и неотложным в 80.
Она ищет свою смерть.
Выглядывает в окно - там смерти нет.
На полке с лекарствами - жизнь. Корвалол, инсулин, кленбутерол...
В шкафу - прошлое. Между муаром и крепдешином альбом с фотографиями. Одной не хватает.
В столе - одиночество. Там же письма. Последнее из Абердина. В потертом - сотню раз перечитывала - конверте, надорванном сбоку. На смазанном штемпеле дата - 10.05.80.
В зеркале - старость. Седая, в морщинах, с выцветшим взглядом. В зеркале - часы. Там они выглядят лучше. Дарят иллюзию, что время идет вспять.
В буфете - радость. Собачья. В бумаге с разводами жира (хотя какой там жир?). Это тоже жизнь.
Смерти нет.
С надеждой подходит к комоду. Может, смерть там - где воспоминания?
В нижнем ящике - детство. Выше - юность. Еще выше - зрелость. В верхнем ящике другие детство, юность и зрелость. В этом ящике старости нет. Вместо старости - смерть. Чужая, но почти как своя. Ее никто не искал.
Устала.
Легла на диван. Забылась во сне. И НАШЛА...
...Молодость глянцем блестит на комоде. Воспоминаний в нем больше нет. Воспоминания она забрала с собой.

 

[M@shk@]

Мне хочется верить, что Создатель из всех своих созданий предпочитает тех, кто стал свободным.
Амин Малуф "Странствия Балтсара"»
---
- Как это – не было? - спросила я внезапно севшим голосом, - Совсем, что ли? Да у вас ошибка тут, в картотеке, посмотрите лучше!!
- Никак нет, - пожилой Ангел улыбнулся снисходительно и поправил очки в круглой оправе, - У нас тут все записано, все учтено, опять же, все под строгим оком Сами Знаете Кого. У нас за должностное преступление знаете что? – физиономия Ангела посуровела, - Про Люцифера слыхали? То-то. Моргнуть не успел – скинули. «Оши-и-ибка». Скажете тоже…

- Минуточку, - я попыталась взять себя в руки, - Посмотрите, пожалуйста, сюда.

Ангел благожелательно воззрился на меня поверх очков.
- И? – спросил он после секундного молчания.
- Меня, может, и нет. Но кто-то же есть? – я осторожно пошевелила кисельной субстанцией, которая теперь заменяла мне привычный земной организм. Субстанция заволновалась и пошла радужными пятнами.

- Кто-то, безусловно, есть. Но никак не NN, каковой вы изволили представиться., - Ангел тяжело вздохнул и потер лоб, - Я таких как вы перевидал – не сосчитать. И почему-то в большинстве своем – дамы. Ну, да ладно. Давайте проверять, барышня. По пунктам. С самого начала. Так?

- Давайте, - сказала я, решительно повиснув у него над плечом и изготовясь биться до последнего.
- Нуте-с, вот она, биография мадам N, - Ангел вытащил из-под стола здоровенный талмуд и сдул с него пыль, - Ab ovo, дорогая, что называется, от яйца, - он послюнявил палец и зашуршал тонкими папиросными страницами, - Ну, это все мелочи … подгузники… капризы детские… глупости всякие… личность еще не сформирована… характер не проявлен, все черновики… ну, детство и вовсе опустим, берем сознательную жизнь… а, вот! – он торжествующе поднял палец, - у вас был роман в конце десятого класса!

- Ах, какая странность, - не удержалась я, - Чтоб в шестнадцать лет – и вдруг роман!

- А вы не иронизируйте, фрейляйн, - Ангел сделал строгое лицо, - Роман развивался бурно и довольно счастливо, пока не встряла ваша подруга. И мальчика у вас, будем уж откровенны, прямо из-под носа увела. То есть не у вас, - вдруг спохватился ангел и покраснел, - а у мадмуазель NN…

- Ну, и чего? – спросила я подозрительно, - Со всеми бывает. Это что, какой-то смертный грех, который в Библию забыли записать? Мол, не отдавай ни парня своего, ни осла, ни вола…

При слове «Библия» ангел поморщился.
- При чем тут грех, ради Бога! Достали уже со своими грехами… Следите за мыслью. Как в этой ситуации ведет себя наша N?

- Как дура себя ведет, - мрачно сказала я, смутно припоминая этот несчастный роман «па-де-труа», - Делает вид, что ничего не произошло, шляется с ними везде, мирит их, если поссорятся…

- Вооот, - наставительно протянул Ангел, - А теперь внимательно – на меня смотреть! - как бы поступили вы, если бы жили?

- Убила бы, - слово вылетело из меня раньше, чем я успела сообразить, что говорю.

- Именно! – Ангел даже подпрыгнул на стуле, - именно! Убить бы не убили, конечно, но послали бы на три веселых буквы – это точно. А теперь вспомните – сколько таких «романов» было в жизни у нашей мадмуазель?

- Штук пять, - вспомнила я, и мне вдруг стало паршиво.

- И все с тем же результатом, заметьте. Идем дальше. Мадмуазель попыталась поступить в университет и провалилась. Сколько не добрала?

- Полтора балла, - мне захотелось плакать.

- И зачем-то несет документы в пединститут. Там ее балл – проходной. Она поступает в этот институт. А вы? Чего в этот момент хотели вы?

- Поступать в универ до последнего, пока не поступлю, - уже едва слышно прошептала я, - Но вы и меня поймите тоже, мама так плакала, просила, боялась, что за этот год я загуляю или еще что, ну, и мне вдруг стало все равно…

- Милая моя, - ангел посмотрел на меня сочувственно, - нам здесь до лампочки, кто там у вас плакал и по какому поводу. Нас факты интересуют, самая упрямая вещь в мире. А факты у нас что-то совсем неприглядны. Зачем вы – нет, вот серьезно! – зачем тогда замуж вышли? В смысле – наша NN? Да еще и венчалась, между прочим! Она, стало быть, венчалась, а вы в это время о чем думали?!

Я молчала. Я прекрасно помнила, о чем тогда думала в душной сусальной церкви, держа в потном кулачке свечу. О том, что любовь любовью, но вся эта бодяга ненадолго, что я, может быть, пару лет протяну, не больше, а там натура моя блядская все равно перевесит, и тогда уж ты прости меня, Господи, если ты есть…

- Вот то-то, - Ангел покачал головой и перевернул страницу, - да тут у вас на каждом шагу сплошные провалы! Девочка, моя, ну, нельзя же так! В тридцать лет так хотели татуировку сделать – почему не сделали?

- Ну-у-у… - озадачилась я, - Не помню уже.

- А я вам подскажу, - Ангел нехорошо усмехнулся, - Тогдашний ваш возлюбленный был против. Примитивные, говорил, племена, да и задница с годами обвиснет. Так?

- Вам виднее, - насупилась я, хотя что-то такое было когда-то, точно же было…

- Мне-то виднее, конечно… Задница-то ваша была, а не любовника?! Хорошо, едем дальше.
Вот тут написано – тридцать пять лет, домохозяйка, проще говоря – безработная, из увлечений – разве что кулинария. Милая такая картинка получается. Вышивания гладью только не хватает. Ну, вспоминайте, вспоминайте, чего на самом деле-то хотели?!

- Вспомнила. Стрелять хотела.
- В кого стрелять?! – изумился ангел и покосился в книгу.
- В бегущую мишень. Ну, или в стационарную, без разницы, - плакать я, как выяснилось, теперь не могла, зато туманное мое тело утратило свою радужность и пошло густыми серыми волнами, - Стендовой стрельбой хотела заниматься. Петь еще хотела. Давно это было…

- Подтверждаю. Вы, дорогая моя, имели ко всему этому довольно приличные способности, - сказал Ангел, ткнув пальцем в талмуд, - Богом, между прочим, данные. От рождения! Куда дели все это? Где, я вас спрашиваю, дивиденды?!

- Я не знала, что должна… - прошелестела я в ответ.

- Врете, прекрасно знали – Ангел снял очки, устало прищурился и потер переносицу, - Что ж вы все врете-то, вот напасть какая… Ладно, мадам, давайте заканчивать. Приступим к вашему распределению.

Он достал большой бланк, расправил его поверх моей биографии и начал что-то строчить.

- Как вы все не понимаете, - в голосе Ангела слышалось отчаяние, - нельзя, ну, нельзя предавать себя на каждом шагу, эдак и умереть можно раньше смерти! А это, между прочим, и есть тот самый «грех», которого вы все так боитесь!… Всё думаете - и так сойдет… Шутка ли – каждая третья душа не свою жизнь проживает! Ведь это страшная статистика! И у всех какие-то идиотские оправдания – то мама плакала, то папа сердился, то муж был против, то дождь в тот день пошел не вовремя, то – вообще смех! – денег не было. Хомо сапиенсы, называется, эректусы… Ну, все, готово, - Ангел раздраженно откинул перо, - попрошу встать для оглашения приговора. Передо мной встать, в смысле.

Я перелетела через стол и замерла прямо перед ангелом, всем своим видом выражая вину и раскаяние. Черт его знает, может, сработает.

- Неидентифицированная Душа по обвинению в непрожитой жизни признается виновной, - Ангел посмотрел на меня с суровой жалостью, - Смягчающих обстоятельств, таких, как а) не ведала, что творила б) была физически не в состоянии реализовать или в) не верила в существование высшего разума - не обнаружено. Назначается наказание в виде проживания одной и той же жизни до обнаружения себя настоящей. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Подсудимая! Вам понятен приговор?

- Нет, - я жалобно заморгала, - Это в ад, что ли?

- Ну, ада вы не заработали, детка, - усмехнулся ангел, - да и вакансий там…, - он безнадежно махнул рукой, - Пойдете в чистилище, будете проживать смоделированные ситуации, пока суд не признает вас прожившей свою жизнь. Ну, а уж будете вы там страдать или нет – это мы, извините, не в курсе, - и Ангел протянул исписанный желтый бланк, - Теперь все ясно?

- Более-менее, - я кивнула растерянно, - И куда мне теперь?

- Сейчас, - сказал Ангел, щелкнул пальцами. Что-то звякнуло, грохнуло и в глазах у меня потемнело…


- … одну меня не отпустят, а с тобой запросто, - услышала я знакомый голос, - И Сережка говорит – пусть она тебя отмажет на два дня, ну, Олечка, ну, милая, ты ведь поможешь, правда? Мы тебе и палатку отдельную возьмем, и вообще клево будет, представляешь, целых две ночи, костер, речка и мы втроем?

..Это был мой школьный двор, май уже и не помню какого года, пыльный душный вечер. И Ленка, красавица, с кукольным личиком и фигурой от Сандро Ботичелли – моя подружка – как всегда беззаботно щебетала мне в ухо, не замечая, как ненависть и боль медленно скручивают меня винтом, мешая дышать. Такое знакомое, такое родное-привычное ощущение... Я ведь хорошая девочка, я перетерплю все это, я буду вести себя прилично, я хорошая, хорошая, хоро…

- А пошла ты на х@й, - сказала я неожиданно, с садистским удовольствием наблюдая, как округляются ее фарфоровые глазки, и, чувствуя некоторую незавершенность сцены, добавила - Оба пошли к еб#не матери.
…Когда разгневанный стук Ленкиных каблучков затих где-то за поворотом, я прислушалась к звенящей пустоте вокруг, и поняла, что вот прямо сейчас я, наконец, глубоко, неприлично и ненаказуемо счастлива...

© karma-amrak

 

[Sigurg]

Два раввина делают все возможное, чтобы обеспечить духовный комфорт евреям в нацистской Германии. В течение двух лет, невыносимо напуганные, они уклоняются от своих преследователей и выполняют религиозные функции в различных обществах. В конце концов, они стали заключенными. Один из раввинов, ужасаясь тому, что с ним может случиться, постоянно молится. Другой, тем не менее, целый день спит. «Почему Вы так себя ведете?» спросил напуганный раввин. «Для того чтобы сохранить мою силу. Я знаю, что она мне потребуется позже», сказал тот. «Но разве вы не напуганы? Мы не знаем, что с нами может случиться». «Я боялся до тех пор, пока нас не схватили. Теперь, когда я заключенный, чего хорошего бояться того, что может случиться со мной. Время для страха закончилось; теперь время для надежды».

Мактуб. Паоло Коэльо

 

[МАРИНА П]

«Каждого живущего на земле ждет его сокровище, - говорило сердце, - но мы, сердца, привыкли помалкивать, потому что люди не хотят обретать их. Только детям мы говорим об этом, а потом смотрим, как жизнь направляет каждого навстречу его Судьбе. Но, к несчастью, лишь немногие следуют по предназначенному им Пути. Прочим мир внушает опасения и потому в самом деле становится опасен.
И тогда мы, сердца, говорим все тише и тише. Мы не замолкаем никогда, но стараемся, чтобы наши слова не были услышаны: не хотим, чтобы люди страдали оттого, что не вняли голосу сердца.»
- Почему же сердце не подсказывает человеку, что он должен идти к исполнению своей мечты? – спросил Сантьяго.
- Потому что тогда ему пришлось бы страдать, а сердце страдать не любит.»

Пауло Коэльо «Алхимик»

 

[M@shk@]

Часть 1.
В большой коробке на краю шкафа или в маленькой на краю захламлённого стола (впрочем не важно) пылилась эта шариконабитая фигурка с заплаткой в левой части мордочки и думала как бы невзначай: "Е.Т.М. За что?" "А за то, что ты придурок", - ответила большая расстроенная красноватая физиономия, как бы разговаривая сама с собой перед зеркалом, где большая фигура толстой наружности гляделась на своё самодостаточное отражение. Неожиданно ринганул телефон, большая фигура повернулась, дабы схватить трубку, из которой приятный голос должен был сообщить наличие траблов. В общем, коробка упала со шкафа, и маленькая фигурка мишки брякнулась на пол, отчихавшись от столетней пыли. Большие глаза разглядели Мелкого, и большое лицо озадачилось. "Ну, куда теперь тебя девать?" Так мишка попал в шикарную машину - тирана русских лесов и просёлочных дорог, где большие руки повесили его на стекло. Но пробыл там не долго.
Часть 2.
До того самого момента, пока светлая улыбка не озарила его мрачного висения в танке, он скучал, тосковал по родной коробке и плакал. Губы спросили: "Откуда у тебя это Чудо?" "Да дома валялось", - ответила большая башка. А далее "большие глаза" и "светлая улыбка" провели вместе осенний вечер, один из тех пленительных вечеров, которых когда-либо Они проводили вместе. Но у вечера была одна особенность - вечер был Последний. И всё это время мишка грустными глазами-капельками смотрел на Них с высоты своего висячего положения. В глазах была грусть не по картонному домику… Она пришла домой трогательно держа в руках маленького медвежонка. Было 3 часа ночи. Завтра должен был быть Понедельник. Завтра Она не сможет смотреть в глаза многим людям. Но это будет Завтра. И, действительно, Она даже Себе в глаза смотреть не смогла. Стояла у зеркала и повторяла: "За что?" "За то, что Он придурок…" - вздохнуло отражение. Мишка считал также. ---

 

[M@shk@]

Парень лет восемнадцати шел по парку. Он слегка приволакивал обе ноги, отчего его походка выглядела немного странно. Но спина его была ровной, шаг – уверенный, взгляд прямой и твердый. На длинном поводке он держал собаку. Она была очень старой, это было заметно и по ее медленной неуверенной походке, и по седой шерсти, и по слезящимся глазам. Они шли рядом, и сразу было видно, что они вместе.

***

- Мам! Смотри, собака! – звонкий детский голос разорвал привычный гул большого города. – Можно я отдам ей свой бутерброд?
Мила тяжело вздохнула. Опять начинается. Димка уже замучил ее просьбой купить собаку. Прямо Малыш и Карлсон какой-то. Но Мила категорически была против. Сначала бесконечные лужи, потом шерсть… К тому же она прекрасно понимала, что все заботы о собаке – прогулки, кормежки, прививки и прочее – лягут на ее плечи. Димка был еще слишком мал, чтобы мог ухаживать за другим живым существом.
- Димка, ты же знаешь, за собакой некому ухаживать. Я целыми днями на работе, ты в школе, к тому же ты еще слишком маленький.
- А папа?
- А папа, - тут голос Милы предательски дрогнул, к счастью, Димка в силу возраста еще не мог обратить на это внимание, - а папе некогда приезжать к нам, чтобы гулять с собакой.
Димка насупился. Мила, снова вздохнув, достала из пакета бутерброд, припасенный на тот случай, если Димка проголодается во время прогулки, и отдала сыну. Мальчик подошел к лежащему псу и аккуратно положил рядом с его мордой кусок хлеба с колбасой.

***

Пес был уже очень старый. Он просто лежал на траве парка и ждал, когда же наконец погаснет этот яркий свет, который так раздражал его воспаленные глаза. Неожиданно перед ним возник маленький человечек. Он протянул кусочек чего-то очень вкусно пахнущего. Пес бережно взял угощение и благодарно лизнул сладко пахнущую ладошку. Мальчик отбежал и ушел, все время оглядываясь. Псу вдруг стало очень тепло. Он прикрыл глаза и уснул. Навсегда.

***

Через несколько дней Мила вышла с Димкой погулять на детскую площадку. Дети резвились, шумели, гонялись друг за другом, катались с горки. Димка тоже бегал со всеми, радостно смеясь. Он полез на турник. Мила хотела его остановить, но не успела. Димка сорвался вниз, нелепо шлепнулся и не смог встать.

Спустя три месяца почерневшая от горя Мила привезла Димку домой. В инвалидном кресле. Врачи допускали, что еще не все потеряно, но поверить в это было сложно. Скорее всего Димка уже не сможет ходить никогда. И Димка… в кресле… серьезный и тихий, даже в свои восемь лет понимающий, что случилось что-то очень плохое… Он уже не плакал и не боялся…

***

Мила вкатила коляску в коридор.
Вздохнула.
И открыла дверь в соседнюю комнату.
Оттуда, смешно переваливаясь на коротких кривоватых лапках, выполз мохнатый рыжий щенок. Он забавно морщил мордочку и тыкался во все мокрым черным носом.

- Димка, - как сумев строго сказала Мила, - ты обещал, что будешь воспитывать собаку сам. Пришло время сдержать обещание.

***

Через полгода Димка встал из кресла. Он очень быстро уставал и садился обратно, но он мог сделать несколько шагов. А еще через пару месяцев он сам пошел гулять со щенком (теперь уже взрослым псом), названным смешным и непонятным именем Бендик. Димка очень медленно шел, держась за руку Милы, неуверенно переступая ногами. Но шел. Сам.

***

Прошло 10 лет. Бендик постарел, и уже сам с трудом передвигал лапы. А Димка, теперь уже Дима, шел рядом с ним, готовый, если что, подхватить его. И Дима знал, что этой собаке он обязан тем, что идет.

Они шли рядом. Молодой прихрамывающий парень и старый пес. И им было хорошо вместе.

© ZamDuD

 

[M@shk@]

Город утопал в фонтанах праздничных огней. За каждой витриной стояли ёлки, украшенные мерцающими гирляндами и блестящими шарами. По улицам спешили люди, поверившие на этот вечер в сказку. Все тропинки, искрящиеся от белого снега, вели сегодня в детство.

Иван старался держаться подальше от света. Он не хотел своим видом испортить настроение прохожим. Заросший давно немытыми волосами человек в грязной одежде не подходил к этому празднику. Он это понимал. Но и ему очень хотелось Нового Года. На площади, рядом с уже закрытым ёлочным базаром, можно набрать пахнущих зимним лесом веток. В своём подвале он украсит их бумажными снежинками и в тишине новогодней ночи к нему на миг вернётся эхо потерянного счастья.
Иван давно разучился мечтать. Тепло, без которого его потерявшая смысл жизнь превратилась бы в пытку, ему давали воспоминания. Когда-то у него была комната в общежитии глухонемых, и в неё приходили друзья. Его фотография висела на доске почёта, и Марина просила сделать такую же для неё. Тихие вечерние улицы ещё помнили их поцелуи. Неяркие фонари до утра освещали влюблённым дорогу. И они, взявшись за руки, шли встречать свой рассвет.

Водоворот тепла захватил все мысли, и Иван не заметил свёрток, лежащий на снегу. Он уже прошёл мимо, но почему-то обернулся, словно услышав беззвучный плач маленького замерзающего комочка. Иван схватил ребёнка на руки, прижал к груди. Надо бежать! Но куда? Наверное, в милицию. Тут недалеко. Он весь сжался, испуганно вспомнив тяжёлые удары резиновых дубинок, но повернулся и, сгибаясь с каждым шагом, пошёл к отделению.
До входа в серое здание оставалось метров сто, когда его остановил пьяный патрульный: «Куда ты прешься, бомжатина вонючая? Тебе что, непонятно объяснили, чтобы ты больше здесь не шлялся?» «Ааа, ммм»,- Иван показывал на ребёнка, всё ещё надеясь на помощь. «Что мычишь, козёл? Пошёл отсюда,... !»- удар сапога показал Ивану правильную дорогу.

Он долго не сдавался, метаясь от подъезда к подъезду. Но на немые звонки в домофон не открылась ни одна дверь. Жизнь могла вот-вот покинуть синеющее тельце, но праздничный город не хотел замечать чужого горя. Лишь одна старушка из маленького частного домика вынесла им немного тёплого молока в бутылочке. «Берите, берите. Только прошу, уходите быстрее. Сын, когда пьяный, такой злой!»

Согревая ребёнка теплом своего тела, Иван вошёл в подвал. Привычный сырой запах по дружески обнял застывших от людского равнодушия. Малыш пил молоко, забавно сжимая соску маленькими губками. И Ивану вдруг показалось, что тонкое одеяльце скрывает его маленькие крылья. Сквозь слёзы он смотрел на ребёнка и думал, что там, наверху, кто-то ошибся. Этому миру Ангел уже не нужен.

©Андрей Евсеенко

 

[M@shk@]

Я вижу их. Хотя пытаюсь не замечать. Их можно встретить везде, в самых неподходящих местах, в самых неожиданных местах. И всегда становится противно, словно ты что-то увидел такое мерзкое, омерзительно-разлагающееся, что не даёт спокойно вдохнуть воздух, жить без запаха тлена, идущего не от них, а откуда-то изнутри, из самого меня. Этот запах чего-то очень старого, словно прокисшего экстракта воспоминаний, сумбурно смешанного в голове и впитавшегося в сознание. Словно запахи из прошлого смешались в одну кучу и стали гнить, перемешавшись друг с другом, образуя причудливые симбиозы ароматов и благовоний со смрадом и угарным газом. И уже нельзя разделить их на отдельные составляющие. Да и не хочется.

Когда я встречаю их, в груди начинает со всей дури колотить сердце, пытаясь выскочить, или вообще ничего не происходит, и лишь холодок пробегает по спине. И наваливается что-то вроде пустоты, похожей на вакуум. Может, это одиночество? Или страх? Но страха нет. Я их не боюсь. Скорей, начинаю бояться себя. Бояться, что их станет больше. Бояться одиночества.

При встрече мы можем даже поздороваться. Верней, сделать мягкий намёк на приветствие, лёгкий наклон головы издалека, как признак вежливости и воспитания. Может даже попытаться заговорить, но только не о нас самих. Только не о нас. Иначе будет хуже.

А ведь когда-то мы были вместе.

Периодически я натыкаюсь на их лица, на вещи и предметы, к которым они прикасались, в уши вливается музыка, которую мы слушали. И ещё есть фотографии. Они есть на снимках. На семейных фотках, на групповых снимках, в одиночку и в паре с кем-то. Снимки можно было бы уничтожить, чтобы даже не оставалось и воспоминаний о них. Ведь всё это было в прошлом. И в него не хочется возвращаться. Но зачем-то храню их, переваливая страницы альбома, пожелтевших от времени, рассматривая лица, которых уже нет.

Они не умерли, они не исчезли из этого мира в параллельные пространства, они не разлетелись на миллиарды атомов. Их просто нет. По крайней мере, нет для меня. Они стали другими, как и я стал абсолютно иным, совершенно не таким, каким они помнят. Они стали чужими. Экс-любимые, экс-друзья, экс-знакомые, экс… Экс-люди.

© П#сдобол

 

[Kotenka]

А ты позвонил родителям?

Я не знаю автора этой истории, но случаев в жизни таких же тысячи...
Мне не суждено исправить ошибок, которые произошли в моей жизне, моих родителей уже нет... Некоторое недопонимание, может в какой-то степени невнимание, вовремя несказанное простое теплое ласковое слово. Это история для тех, чьи родители живы. Цените это!

Мама купила мне велосипед. Я прыгал вокруг нее как ребенок. Да я и был ребенком шести лет. Немного оседлав свой восторг я отошел в сторону:
-Спасибо мама, как-то застенчиво сказал я.
Да, я никогда не был ласковым ребенком. Чтобы там обнять и поцеловать, прижавшись к ней. Никогда.
-И в кого ты такой неласковый, улыбаясь говорила мама.
-Ну мам,- я же ласков с девочками, меня даже Ленка вчера поцеловала.
-Эх ты,- обхватив мою шею и теребя мои волосы - ответила она.
Вырвавшись из ее объятий, сверкая пятками я бросился поделиться этой поистине радостной новостью с пацанами.

Как неумолимо бежит время. Казалось, еще вчера играли с ребятами в прятки, были разбойниками и казаками. Бродили, бегали беззаботными глазами по городу. Рассматривали прелести девочек в подъездах.

-У меня шоколадка есть. Вот так вот.
-Сереженька, а ты мне дашь половинку,- верещала Светка.
-А ты мне покажешь свою пипиську,- отвечал с полной серьезностью этого вопроса я.
-Ух ты!!!-лишился я половины сладкого какао.
-А потрогать можно?- застенчиво вопрошал я.
-Тогда вся шоколадка.
-Давай.

Прятки остались, но сейчас я уже прячусь не от Кольки из семнадцатой и не от Ленки из двадцать пятой. Прячусь от книг, от профессора нашего университета, также спрятавшего свой хитрый взгляд за толстым стеклом в костяной оправе, от проблем быта.

Уже и деревья кажутся не такими большими, и ноги, в этих смешных сандалиях, превратились в мужскую ступню сорок четвертого размера. Лишь какие-то воспоминания.
Помню лишь свои слезы. Мама сняла ремень со стенки.
- Мама, не надо.- Ну за что, они сами не отдавали свои игрушки.

Помню дядю милиционера, который к нам приходил, по поводу этого так сказать маленького проступка. У маленьких - маленькие проступки.

-Ну мама, за что?- голосил я на весь дом.
-Что же ты делаешь негодник?!
-Тебе мало игрушек?
-Я тебе в чем-то отказываю, в твоих прихотях,- кричала мама, меняя фразы с кожаным ремнем.
-Да как ты мог ударить по голове кирпичом Колю.
-А Лену? - Зачем ты ее тащил за волосы по всему двору? Это же девочка.
Я был заперт в комнате.
Ну да ладно, все уладилось. Все потом помирились: Эх детство.

Да, все изменилось. Все стало казаться с другой точки зрения. С более взрослой.

Дядя милиционер с усиками - стал ментом. Светка с Ленкой поменяли свои детские формы. Теперь уже не проходил шоколадный бартер. Да и мои желания возросли.

Мороженое с лимонадом поменялось на водку с пивом. Теперь за свои поступки я должен отвечать сам, самостоятельно. Взял академ, чтобы из универа не выгнали. Это как в том анекдоте:
-А ты что развелся то?
-Плохо что ли готовила?
-Да нет. За непосещаемость.

За все нужно платить. Платить самому. Вот в этом я не хотел взрослеть ни капли. Я взрослый, я решаю свои проблемы сам; я пью с кем хочу, я приду во столько, во сколько мне это заблагорассудится.
Я взрослый настолько, что могу сказать без зазрения совести. Назвать ее на.
-Слышь, мать - дай мне пять сотен.
Дает. Иду на день рождения к Ленке.
-Когда вернешься?
-Не знаю мам. Может завтра вечером.
Пришел через два дня, не один. С Ленкой. Мамы не было дома. Сразу на кухню.
-Бля: Даже поесть не оставила. Сложно что ли. Поворачиваюсь к шкафу.
Записка: Я до вечера среды в командировке.
-Деньги в моей тумбочке. Целую. Не баловаться.
Пошел, нет, рванул со скоростью света в ее комнату. Глаза прокрутились - три семерки вместе с носом. Две штуки. Так-с. Сегодня суббота, полдень. По пять сотен на день. До вечера, до среды.
-Ленка,- живем.

-Привет мать. Как дела?
-Сам то как?
-Нормально все.
-Мам ты же знаешь Ленку. Так вот. Она теперь будет жить со мной, в моей комнате.
::. ?
Ленка появилась вовремя, выручила от ответа на ненужные вопросы.
-Так-с.
-Хоть вы и знакомы, вот мам - моя девушка.
-Здравствуй, наигранной улыбкой, поприветствовала ее мама.
-Здравствуйте, тетя Катя.
-Мам, мы гулять пошли.
-Когда придешь?
-Когда придем?- Ну: не знаю, но не жди. Может опять поздно.
-Нет мам,- она будет со мной.
-Все мам, я не хочу с тобой больше разговаривать,- сказал я закрывая дверь в свою комнату.

-Денег тебе?
-А за что?
-Мам, хорош прикидываться. Ты никогда не спрашивала.
-Нет мам.- Я не наркоман.
-Не дашь?!
-Хорошо.- Нет так нет.
-Я ухожу из дома.
-Покушай хоть на дорожку,- съехидничала мать.
-Да пошла ты, хлопнул я дверью.
Улица приняла меня потоками ливня. Мокро, холодно, хоть и лето.

Ленка дура. Что еще сказать. Да, мама у меня бывает немного резкой. Но зачем бежать от меня, тогда, когда мне больше всего нужна поддержка.
-Сама ты мама- дура.
-Хорошо.
-Да, да я пойду к друзьям.
-Все пока.

Куда-то сразу подевались те, кто называл меня своим другом. Когда я остался один, без денег, без крыши над головой, под которой всем и всегда так хорошо пилось пиво, съедалось множество бутербродов. Где все? Наверное, тогда я понял, что друзей не может быть много.
Ленка ушла: Увы. Не посчитав меня за грош. Все ушли. Я один. Да будет - вперед!

-Серега,- ты понимаешь,- мать приехала с отдыха,- отзвонил мне на телефон Ромка.
-Бля: опять движение сумки. Опять туда. В неизвестность.

-Привет.
-Привет.
-Ты что такая грустная?
-Скучаю.
-Я тоже.
-Лен, а я квартиру снял.
-Ага, работаю на Вднх, продавцом-консультантом.
-Зарплата какая,- с улыбкой повторяю ее вопрос. Ну на ужин при свечах хватит.
-Придешь?
-Позвони ближе к вечеру.
Как мне нравится, когда она улыбается. Как пахнут ее волосы. Как она смущается, когда я рассматриваю ее в душе. Все стало на круги своя.

Прошло пол года. Все в одинаковом темпе. Девушка, работа, съемная квартира.
Восстановился в универе.

-Алло девушка, да, я по объявлению насчет работы.
-Нет, незаконченное высшее.
-Не подхожу?
-Нет.
-Спасибо.
-Алло.
-Да, по объявлению.
-Нет, незаконченное высшее.
-Извините.
Что не говори, ученье - свет. Не всю же жизнь объяснять гражданам, чем отличается этот комбайн от этой прекрасной мясорубки. Без вышки никуда.

-Алло, Серега, здорово. Как дела?
-Здорово Ромка, да нормально все. Сам как?
-Может вечером пивка?.
-Ок. Давай.
-Да, Серега, давай только без девчонок.
-Ок.
-Все, на Первомайской в восемь.

-Да, четыре кружки.
-Мне мать твоя звонила, отхлебывая пиво,- говорит Ромка. Спрашивала, что да как.
-Ну и?
-А я что. Сказал все как есть.
-Сам ты дурак. Что тебе стоит. Позвони да помирись.
-И что?!
-Что, что. Скучает она, волнуется. Как никак, шесть месяцев тебя не видела.
Это твоя мать, понимаешь, твоя. Одна, единственная.
Напились.

-Привет.
-Здравствуй.
-Сереж, мне Ромка дал твой телефон, мобильный ты игнорируешь.
-Мам, оставь меня в покое. Что опять? Чем я тебе опять мешаю? У меня своя жизнь.
-Ты мне никогда не мешал и не мешаешь. Ты не забыл, у тебя завтра день рождения. Придешь?
-Нет мама. Все хватит.
-Прости меня, сына,- опустилась в голосе мама. Если я тебя чем-то обидела - прости.

Наверно я все-таки не совсем бесчувственный. Воздержался от грубостей.

-Ну что? Придешь? приедут.
-Посмотрим, мам.
-Можешь взять свою пассию.
-Пока.

Сколько раз слышал трель родного звонка. Сейчас все для меня как будто вновь. Испарина на руках и на лбу.
-Что ты нервничаешь,- поддевала меня Ленка.
Тру руки об джинсы. Нет бы поддержать, а она подкалывает. Молчу. Щелчок.
-Привет мам.
-Здравствуйте тетя Катя, с именинником вас,- поздравляет Ленка.
-Привет. Поздравляю тебя.
-Спасибо мам, с неохотой отдаваясь в ее объятия,- выдавливаю я.

Гости-родственники, выпивка, домашняя еда, приготовленная мамой, улыбки, поздравления - как же все это здорово. Опять воспоминания унесли меня куда-то в детство.
-Сереж,- сказала мама, выдернув меня из воспоминаний. Сегодня твое восемнадцатилетие. Ты стал уже взрослым, как я давно это хотел услышать, мама перевела дыхание. Хоть мы и живем раздельно, мне тебя очень не хватает.
Если я и была неправа когда-то, прости меня пожалуйста.
-Мам!
-Не перебивай сынок. Я не хочу чтобы ты слонялся где-то, и этим подарком, я выражаю свою любовь.
Звон стекла, присоединения остальных к тосту. Я развертываю коробочку с подарком. Ключи. Мама подарила, квартиру, на одной лестничной клетке, рядом, рядом с ней. Обвожу глазами гостей.

-Извините меня,- с комком в горле обращаюсь ко всем. Я сейчас,- выхожу на балкон. На глаза накатываются слезы. Скурив две сигареты, возвращаюсь.
-Спасибо мама,- как обычно сухо говорю я.
Переехали.

Заканчиваю третий курс, работа отличная, своя квартира, девушка, которую, как мне кажется, люблю больше всего на свете, полный достаток, что еще нужно в двадцать лет.

На протяжении двух лет почти и не общались-то с ней, так если только, по мелочам. Но я все равно знаю, что ей было приятно, зная что я под боком, рядом.
-Привет мам, есть что поесть- с голодным взглядом бежал я на кухню.
-А что, твоя не готовит?
-Мам, хорош заводить старую песню.

-Алло, Сергей,- это вас Евгения Николаевна беспокоит.
-Да, что случилось?
-Сергей,- мама в больницу попала.
-Что, что случилось?
-Когда скорая забирала, сказали что инфаркт.
-Алло, Николай Иванович,- это Сергей, мама в больнице, я прерву командировку.
-А что случилось?
-Я и сам толком не знаю. Позвонила соседка, сказала что скорая забрала с показанием на инфаркт.
-Да, давай, вылетай.

-Вы кем будете?
-Сын я.
-Я главврач, Сергей Александрович.
-Очень приятно, тезка.
-Да, инсульт.
-Это серезно?
-Да. Парализовало конечности.
-Сложно сказать сколько. Сейчас ей нужен только покой и уход.
Захожу в палату.
-Ей сделали укол снотворного,- говорит тезка. Надо, чтобы она хорошо выспалась.

-Привет мам. Проснулась. Ну не плачь. Все будет хорошо. Почему не можешь двигаться? От усталости.
-Что со мной. Сереж, скажи правду.
-Мам у тебя был инсульт , парализовало конечности.
-Нет мам, доктор сказал, что все можно восстановить. Физические процедуры.
Отдых. Свежий воздух.

-Мам, а давай на дачу махнем все вместе, сказал я вечером уже дома.
-Давай, только можно тебя попросить без Лены.
-Хорошо мам,- не стал спорить я.
В дверь позвонили.
-Здравствуйте Николай Иванович. Проходите.

Николай Иванович, одноклассник мамы, на данный момент директор банка, в котором я работаю. Опять спасибо маме, пристроила.

-Налей в вазу воды.
-Привет Катенька. Как ты?
-Да как. Сам видишь, но обещали что поправлюсь.
-Спасибо за цветы,- улыбнулась мама.
Я вышел на балкон, покурить.

-Серега,- прервал меня от моих размышлений Николай Иванович. Мама сказала, что вы на дачу хотите съездить.
-Ага, только ведь на работу надо.
-Ну, насчет работы ты можешь не волноваться. Поезжайте. Ей сейчас отдых нужен. Побудь рядом с ней хотя бы недельку.
-Спасибо Николай Иванович.
-Ладно, давайте, аккуратно там. Я к выходным заскочу. Да, кстати, поедем ко мне, я тебе кресло инвалидное дам. Жена умерла, а кресло осталось. А то сам знаешь, в наших больницах ничего не дождешься.

Договорился с Евгенией Николаевной, медсестра с тридцатилетним стажем, да к тому же наша соседка, будет присматривать за мамой, на время моих командировок.
-Лен, ты давай тоже, не ссорьтесь только. Ты же знаешь, маме сейчас нельзя волноваться. Заходи к ней почаще. Меня целый месяц не будет. Все, давай, мне в аэропорт надо.
Захожу в мамину квартиру.
-Да мам, на месяц. Это важная для нас поездка. Ну все, давай. Смотри аккуратно здесь без меня. И с Ленкой не ругайтесь, тебе нельзя волноваться.
-Не подходит она тебе.
-Мам, все, давай не будем. Я пожалуй как-нибудь сам разберусь. Ну все, я побежал. Целую ее в щеку.
-И тебе удачи.

Оставалось последнее совещание. Побрившись, спускаюсь в гостиничный кафе-бар, завтракаю. Какое-то непонятное ощущение внутри, в груди. Сердце сжимается.
-Алло, Евгения Николаевна, у вас все нормально. Как мама?
-Нормально все, не беспокойся. Спит она. Я только ей укол сделала.
-Да, сегодня вечером прилечу. Ну все, до свиданья. До вечера.

Как же долго тянулся этот месяц. Ну вот и все, последнее совещание окончено, мы получили этот кредит. Все, осталось только забрать из гостиницы вещи, перекусить и в аэропорт.
-Алло Сергей. Это Евгения Николаевна.
-Что, что случилось?
-У мамы был повторный приступ. Врачи не стали забирать ее в больницу,сказав, что передвигать ее очень опасно. Поставили капельницу. Сейчас вот только доктор уехал. Давление стабилизировалось.
-Спасибо вам, что позвонили. У нас нелетная погода, отложили рейс на три часа.

-Девушка, милая, ну может можно что-то сделать. У меня мама при смерти.
-Я сожалею молодой человек, но от меня ничего не зависит. Все рейсы отложили. Посмотрите погода какая.
Молча сижу в баре, пью, пускаю дым в потолок. Наконец-то объявляют рейс.

-Как это случилось?
-Сергей, не хотела говорить, но: Она сидела у окна, воздухом дышала, я подошла чтобы накрыть ее пледом, прохладно было уже, подъехала машина, а там: твоя Ленка с каким-то мужиком в машине целовалась. Машина как раз под фонарем стояла. Все видно было как на ладони. Она успела, мне и сказать только что: -Смотри Жень, я же говорю, не пара она ему, и, стала задыхаться.
Я переложила ее на кровать и в скорую позвонила. До их приезда укол сделала.


Открылась дверь и зашла Ленка.
-Здрасьте. Серега, ты что не мог позвонить,- улыбнувшись, спросила Ленка.
Встаю со стула, пощечина. Она падает. Хочу добавить, но Евгения Николаевна останавливает.
-Вон из моего дома. Вон, вон, блядь, я сказал. У тебя час, слышишь, ровно час, чтобы отсюда убраться.
Соседка схватила меня за руки: -Тише, успокойся, не буди маму.

-Мам, я опять обкакался,- из своей кроватки улыбался я.
Она беспрекословно брала и меняла мои пеленки, посыпала присыпкой, ласково говоря:
-Ах ты мой маленький засранец.
Сейчас проще. Сейчас даже памперсы для взрослых есть.
-Вот так. Вот мы и переодели тебя. Ну что ты плачешь? Не плачь, не надо.
После этого приступа она уже не могла говорить. Лишь какие-то шипяще-гортанные звуки.
-Мам, ну поешь немного,- подносил к ее рту я ложку. Нет мам, не отворачивай голову. Тебе надо сил набираться чтобы поправиться.
Ей было стыдно, когда я менял ей памперсы, постель. Из-за этого она отказывалась от воды, от еды.
-Мам, ну ты что в самом деле? Хоть ложку каши съешь.
-Кхшш, кхшш.
-Мам, а сколько ты за мной убирала, кормила с ложки, когда я болел. Что ты мне говорила:
-Ложечку кашки съешь и поправишься.
-Ну вот мам, молодец. Давай еще немного.
-Кхшш, кхшш.
Я смотрю на нее, заглядываю в ее глаза, пытаясь угадать, что она хочет.
Днем она все больше спит. Соседка не отходя дежурит около нее, несет свой дневной пост. Прихожу с работы, принимаю вечернюю вахту. Мне уже везде слышатся эти звуки - кхшш, кхшш. Быстро бегу домой. Заходят пацаны. Зовут пивка попить. Вежливо отказываюсь. Отсыпают травы. Иду на балкон. Забиваю, курю, чтобы хоть как-то отвлечься. Захожу в комнату. Все по новой. Кхшш, кхшш. Сейчас мам, сейчас. Переодеваю, кормлю.
-Да мам, сейчас телевизор посмотрим. Подкладываю ей еще одну подушку. Уже ее по звукам понимаю. Да мама, сейчас переключу. Какой-то сериал. Она их любит.

Заметная улыбка на ее лице. Она смотрит на эти картинки, а я на нее.
Боже, как ее болезнь изменила. Еще три месяца назад эта сорокадвухлетняя женщина вся дышала красотой. Румяное лицо, фигура. Я даже завидовал, своему директору, который пытался за ней ухаживать. Она была поистине красивой женщиной. Она так и не пересекла ни с кем свою судьбу после смерти отца.
Сейчас же одеяло скрывало тело скукоженной, морщинистой старухи. Кладу к ней на грудь свою голову, укрываясь ее рукой. Засыпаю. Снится детство.

-Ааа, мама больно,- орал я на весь двор.
-Что случилось, обнимая меня,- спросила мама.
-Я с дерева упал, показывая свои руки, которые были все в занозах,- плакал я.
Она меня уложила на кровать, смазала йодом ссадины. Я помню только ее руки, которые могли незаметно вынуть все занозы, погладив, убрать боль. Как же мне сейчас хотелось вытащить занозу из ее сердца.

Проснулся от шума телевизора. Осторожно встал, чтобы не тревожить маму. Иду на кухню, выпить стакан воды. Возвращаюсь, накрываю ее, наклоняюсь поцеловать. Холодный ветер, распахивая окно, врывается в комнату. Холодное лицо, с застывшей улыбкой.

Ночной ветер треплет волосы, дает забыться, успокоиться. Надышаться можно только ветром. Два дня на даче. С детства не переношу процедуры подготовки к похоронам.

Отпетые священником псалмы, плач женщин за моей спиной, горсть земли в руках. Последний путь.
-Серега ты идешь,- окликнул меня Ромка.
-Нет, вы идите, я побуду еще.

-Мамка твоя?- вывел меня из раздумий чей-то голос. Это были могильщики.
-Да.
Они присели рядом. Я разлил по стаканам оставшуюся водку.
-Меня Кузьмичом все кличут, а это дружище мой - Колян.
Помянули.
-А моя мамка вот, рядом покоится,- показывая рукой на соседнюю могилу, проговорил Кузьмич.
-А твоя?- обратился я к Коляну.
-Я ее не знаю. Я из детдома.
Помолчали. Колян сбегал еще за бутылкой водки.
-Давайте,- сказал я, наполняя стаканы, за всех живых матерей-здоровья им, и, за всех ушедших - пусть земля им будет пухом.

Я поднял к небу влажные глаза:
-Посмотри мама на этих славных детишек. Как ты и хотела: мальчик и девочка.
На мою жену, на этот залитый солнцем двор. Прислушайся. Ты слышишь? Шум волн, крики чаек. Это была твоя мечта, иметь домик на берегу моря, видеть меня счастливым. Посмотри же - я счастлив, только мне не хватает тебя.
Легкий ветерок качнул кресло-качалку. На секунду мне показалось, будто она сидела в нем и смотрела на все это такими же счастливыми глазами, как и я.

Солнце озарило землю. . Эх: Земляне.

Почему то вспомнились слова из книги Г. Г Маркеса Человек не связан с землей, если в ней не лежит его покойник ".
Сто лет одиночества прошли. Я возвращался на свою родную землю. О которой я никогда не забывал и не забуду. На землю, где покоится прах матери.

Издалека заметил, покрашенную ограду, ухоженную могилу, свежие цветы на ней.

-Не обманул Кузьмич. Присматривает,- каким-то теплым чувством разлилось по телу.
Открыл калитку, зашел, присел на скамейку: -Здравствуй, Мама. Я дома.


P.S. Человек! Подойди к двери. Позвони или постучи. Откроет женщина. Одна единственная, любящая тебя бескорыстно, без обмана. Это твоя Мать, понимаешь, твоя, единственная. Просто обними и скажи:
- Здравствуй мама. Я дома.

 

[Kotenka]

Следы на песке

 

[Kotenka]

Однажды один человек сидел около оазиса, у входа в один ближневосточный город. К нему подошел юноша и спросил: «Я ни разу здесь не был. Какие люди живут в этом городе?» Старик ответил ему вопросом: «А какие люди были в том городе, из которого ты ушел?» – «Это были эгоистичные и злые люди. Впрочем, именно поэтому я с радостью уехал оттуда». - «Здесь ты встретишь точно таких же», ответил ему старик. Немного погодя, другой человек приблизился к этому месту и задал тот же вопрос: «Я только что приехал. Скажи, старик, какие люди живут в этом городе?»
Старик ответил тем же: «А скажи, сынок, как вели себя люди в том городе, откуда ты пришел?» – «О, это были добрые, гостеприимные и благородные души. У меня там осталось много друзей, и мне нелегко было с ними расставаться». – «Ты найдешь таких же и здесь», - ответил старик. Купец, который невдалеке поил своих верблюдов, слышал оба диалога. И как только второй человек отошел, он обратился к старику с упреком: «Как ты можешь двум людям дать два совершенно разных ответа на один и тот же вопрос?»
«Сын мой, - говорит старик, - каждый носит свой мир в своем сердце. Тот, кто в прошлом не нашел ничего хорошего в тех краях, откуда он пришел, здесь и тем более не найдет ничего. Напротив же, тот, у кого были друзья в другом городе, и здесь тоже найдет верных и преданных друзей. Ибо, видишь ли, окружающие нас люди становятся тем, что мы находим в них.»

 

[Kotenka]

Однажды в очень маленькой деревушке жил-был старик. И хотя он был беден, в деревне ему все завидовали, потому что у него был красивый белый конь. Даже властитель той страны домогался стариковского сокровища, потому что подобного коня никогда не видывали прежде - так он был великолепен, статен и силён.

Люди предлагали баснословные деньги за скакуна, но старик всегда отказывался, приговаривая: «Для меня это не просто конь. Он как человек. Как можно продавать человека? Он - друг, а не собственность. Как можно продать друга?»

Старик был беден, а искушение велико. Но он не продавал коня.

И вот однажды в стойле коня не оказалось. Вся деревня собралась у старика. «Дурак ты старый, - издевались люди. - Мы предупреждали, что тебя обкрадут. Ты так беден. Как ты мог вообще надеяться уберечь такое ценное животное? Лучше бы тебе было продать его. Ты бы получил за него любую сумму, какую пожелал. А теперь вот коня нет и несчастье, как проклятье, обрушилось на тебя».
Старик же отвечал: «Не торопитесь языком. Скажите только, что коня в стойле нет. И это всё, что мы знаем, остальное из области суждений. Проклят я или нет, что вы можете знать об этом? Как вы можете судить?»
Люди возражали: «Не делай из нас-то дураков! Может быть, мы и не философы, но большой философии здесь и не надо. Всем понятно, что, если коня увели, то это - проклятье».
И вновь старик сказал: «Всё, что я знаю, так это то, что стойло пусто и коня в нём нет. Остальное мне не известно Я не могу сказать проклятье это или благословение. То, что мы видим, только часть целого. Кто может сказать, что будет дальше?»
А люди смеялись. Они подумали, что старик сошёл с ума. Они всегда считали его дураком; если бы он не был таковым, он бы давно продал коня и нажил большие деньги. А вместо этого он нищий дровосек, старик, который до сих пор валит деревья, вывозит их из леса и продаёт. Он кое-как сводит концы с концами, живя в жалкой нищете. А теперь стало ясно, что он действительно дурак.
Через пятнадцать дней конь вернулся. Его не украли: он убежал в лес. Он не просто вернулся, но и привёл с собой дюжину диких лошадей. И вновь сельчане собрались у дровосека и рассуждали: «Старик, ты был прав, а мы ошибались. То, что мы считали проклятьем, оказалось благословением. Пожалуйста, прости нас».
А старик ответил: «Вы опять слишком торопитесь. Скажите просто, что конь вернулся. Вы можете утверждать только то, что с ним пришла дюжина лошадей, но не судите. Откуда вы знаете благословение это или нет? Вы видите только часть. Пока вы не узнаете всей истории, как вы можете судить? Вы прочли только одну страницу книги. Можете ли судить о всей? Вы прочли только одно слово из всей фразы. Можете ли понять её всю?»
«Жизнь так многообразна и всё же вы судите обо всей жизни по одной её странице, по одному слову. Всё, что у вас есть, это её кусочки. Не говорите, что это благословение. Никто этого не знает. Я доволен тем, что я знаю, и меня не волнует то, чего я не знаю».
«Может быть оно и так», - говорили они друг другу. И хотя, соглашаясь с ним, в глубине души считали, что старик не прав. Они полагали, это - благословение. С одной лошадью вернулось ещё двенадцать. Немножко труда и лошадей можно объездить и приручить, потом продать за большие деньги.
У этого старика был сын, единственный сын. Юноша стал объезжать диких лошадей, но в один из дней упал с коня, сломав обе ноги. И вновь односельчане пришли к старику, и вновь судили-рядили.
«Ты был прав», - говорили они, - «Ты оказался прав. Эти лошади не были благословением. Они были проклятием. Твой единственный сын сломал ноги, и теперь в преклонные года у тебя нет никого, кто бы мог помочь тебе. Ты сейчас беднее, чем был прежде».
И опять сказал старик: «Вас, люди, всё время обуревает страсть к суждениям. Не торопитесь. Скажите только, что сын мой сломал ноги. Кто знает, проклятье или благословение это? Никто не знает. У нас есть только кусочек целого. Жизнь состоит из таких кусков».
И случилось так, что вскоре страна эта начала войну против соседнего государства. И всех молодых людей той деревни забрали в армию. Единственным исключением был сын старика, потому что был увечным. И опять люди пришли к старику, плакали и причитали о своих сыновьях, призванных на войну. У них было мало надежды, что их дети вернуться: враг был силён, война могла быть проиграна, следовательно, люди могли никогда не увидеть своих сыновей снова.
«Ты был прав, старик, - плакали они, - Бог свидетель, насколько ты прав. Всё указывает на это. Несчастье с твоим сыном обернулось благословением. Может быть, его ноги и сломаны, но он, по крайней мере, с тобой. Наши сыновья ушли навсегда».
Старик заговорил вновь: «С вами невозможно говорить. У вас всегда готово решение. Но никто не знает всего. Скажите только одно: «Нашим сыновьям пришлось уйти на войну, а твоему нет. Никто не знает, благо или проклятье это. Никто из вас не является настолько мудрым, чтобы знать всё. Только Бог знает всё».